Да, мои дорогие, снова приходится делать продолжение - на сей раз вот
этого постаwww.diary.ru/~svirel-70/p59887540.htm. Снова исчерпан лимит слов там.
перед второй встречей: продолжениеОн медленно открыл глаза. Из-за неплотно задернутой занавески пробивался лучик солнца косой чертой легший на одеяло. Несколько секунд он смотрел на золотистую полоску света, а затем так же медленно перевел взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Без четверти двенадцать. Первый выходной за почти три месяца безостановочной работы. Алан снова закрыл глаза. Сегодня впервые удалось по-настоящему выспаться. По всему телу разливалось приятное ощущение легкости. Не надо было никуда спешить, и он с наслаждением потянулся и, немного поерзав, заложил руки за голову, даже не подумав встать. Впереди был целый день, да еще и не один. Сейчас начали снимать эпизоды без его участия, благотворительный марафон, на котором он обещал быть, начнется только через две недели, Рима уехала, и поэтому не надо идти ни на какие митинги. Алан обвел взглядом комнату. Бардак какой-то, а не комната. Все разбросано, все валяется – черт ногу сломит. Рима уже давно не занималась хозяйством – политические дела отнимали слишком много времени, а ему много было не надо. Без Римы в доме стало значительно тише, и это было очень приятно. Алан всегда был честен с собой. Отношения дали трещину, да что там трещину – они рассыпались, как рассыпается в пыль высохший лист. Но по инерции они все никак не могли решиться сдуть этот прах со своих ладоней, и Рима все дольше и дольше отсутствовала, а он все больше и больше работал. Недостаток времени позволял не подводить итогов. Хотя подводи их, не подводи, но все, кажется, и так было ясно. Алан вздохнул и перевернулся на бок. За окном была весна, и думать о грустном не хотелось. На сегодня была намечена только одна встреча, и она обещала быть весьма интересной. Вспомнив вчерашние посиделки в кафе, Алан хмыкнул и, еще раз посмотрев на часы, решил, что встать все же стоит. Накинув халат, он босиком прошлепал в ванную комнату. «Да, старик, выглядеть ты мог бы и получше», - пробормотал он своему отражению и с наслаждением встал под контрастный душ.
Через двадцать минут, тщательно выбритый, слегка растрепав пальцами еще влажные волосы, Алан вышел на кухню. Быстрое инспектирование холодильника показало, что он вполне мог рассчитывать на яичницу с беконом, стакан апельсинового сока и пару тостов. Алан старался делать все не спеша, смакуя каждый момент сегодняшней неторопливости. Во-первых, в запасе был еще как минимум час, а во-вторых, ему действительно никуда не надо было торопиться. За последнее время он так привык постоянно куда-то бежать, что неторопливый завтрак под выпуск новостей по телевизору был почти чудом. И Алан старался запомнить это состояние – могло пригодиться для роли. Он составил тарелки и стаканы в посудомоечную машину и подумал, что неплохо было бы навести в квартире хоть какое-то подобие порядка, но решил, что, пожалуй, займется этим завтра. Он извлек из шкафа свою любимую черную рубашку, натянул джинсы и после некоторого колебания решил, что ради свидания с молодой и красивой женщиной можно немного изменить своим правилам. Алан недолюбливал искусственный парфюм, предпочитая ему естественный запах чистоты и свежести, но в редких случаях все же пользовался хорошей туалетной водой. У него было два любимых аромата – жасмин и миндаль. Сегодня он решил, что лучше всего использовать второй. На письменном столе вперемешку со сценариями и недочитанными пьесами, лежали письма от поклонников. Их скопилось уже две внушительные стопки, и это только те, что передала Мелли. «Сегодня вечером, - пообещал себе Алан, выдвигая и задвигая ящики стола, - сегодня вечером сяду и на все отвечу».
-А! Вот оно! – вскликнул он вслух, вынимая из нижнего ящика довольно толстый и плотный конверт. Это и было то самое письмо про «Месмера». Пристроившись прямо на столе, Алан вытащил несколько листков бумаги, аккуратно набранные на компьютере, и начал их перечитывать.
Минут через пятнадцать он отложил письмо. Как и в тот раз, его охватило приятное чувство удовлетворенного самолюбия. С самим собой можно было быть честным – Алан любил, когда его работы хвалили. Он умел выслушивать критику, ценил ее и учитывал. Но ничего не мог поделать с грамотными комплиментами. Грубая, неумная лесть его коробила, но от настоящих похвал настроение резко поднималось и профессия, которую он обожал и ненавидел одновременно, начинала казаться ему совсем не такой бесполезной, как иной раз он думал. По-хорошему надо было бы вызвать такси, но, еще раз посмотрев в окно, Алан решил, что переживет как-нибудь толпу поклонников, которые словно по волшебству возникали из ниоткуда, стоило ему появиться где-нибудь в общественном месте. Слишком солнечно и радостно было на улице, и хорониться в недрах машины совсем не хотелось. Алан поднялся, стянул со спинки стула так и оставшуюся со вчерашнего вечера куртку и, водрузив на нос большие солнцезащитные очки, решительно хлопнул входной дверью. Путь до кафе, где была назначена встреча, лежал через пару любимых им кварталов. Алан любил весну, несмотря на то что здесь, в городе, она почти не ощущалась. Но в воздухе носилось что-то неуловимое, пьянящее и заставлявшее сердце бить чуть сильнее. Почему-то именно весной Алан вновь, как в детстве, начинал верить в чудеса. Именно весной, а не в Рождество, хотя, казалось бы все волшебство должно происходить именно тогда. Весной он обычно ощущал прилив сил, мог браться за несколько проектов сразу и вообще гораздо лучше себя чувствовал. И даже ссоры с Римой, за последние несколько лет происходившие все чаще, весной как-то утихали. Алан засунул руки в карманы и пружинистым легким шагом двинулся по тротуару. Минут через десять его остановили в первый раз:
- Ой, мистер Рикман, добрый день! Простите, а вы не могли бы… - сквозь дымчатое стекло очков Алану видел расплывшиеся в нескрываемо радостных улыбках два молодых лица и протянутые для автографа фотографии.
- Да, конечно, - он снял очки и размашисто расписался на двух бумажках. Его всегда удивляло, откуда у этих людей брались его портреты для автографов. Они их что, с собой всегда и везде носят?
Мельком отметил: «Надо же, из «Парфюмера». Слава Богу, хоть не Снейп». Щелкнул затвор любительской «мыльницы», Алан выдал привычную улыбку и двинулся дальше. Механизм раздачи автографов и фотографирований был доведен до автоматизма. Он даже не включал эмоции. Просто производил набор привычных действий, изредка реагируя на чьи-нибудь остроумные реплики или отвечая на настырно-прямолинейные вопросы. Не то чтобы он презирал своих поклонников. Конечно же, нет. Он уважал их и был им чрезвычайно признателен за их внимание и поддержку. Поэтому никогда не отказывал ни в автографах, ни в просьбах сфотографироваться, исправно отвечал на письма. Но глядя на эти толпы юных девочек – а их было явное большинство, – Алан Рикман все время пытался понять, кого же они на самом деле видят в нем? Загадочного профессора Снейпа? Мага Месмера? Ганса Грубера? Ему хотелось бы поговорить с каждым из тех, кто тянул ему плакаты и фотографии, заглянуть им в глаза, чтобы понять, видят ли они живого человека, его, Алана Рикмана, мужчину, разменявшего седьмой десяток, или есть только вспышки камер, слава, популярность. Очень часто, бросая быстрые взгляды в толпу, он пытался увидеть глаза своих обожателей – может быть, с кем-то из них можно было бы поговорить, найти единомышленника. Но все тонуло в общей кричащей и визжащей толпе, и Алан каждый раз подавлял вздох разочарования, послушно расписываясь и позируя.
Его вновь остановили. Потом еще раз, потом еще. Напомнив самому себе, что это был его выбор – пойти пешком, а не поехать на такси, - Алан вновь расписался и сфотографировался, пожал руку в ответ на пожелание творческих удач и пожал плечами на вопрос, когда же выйдет очередной «Поттер»: «Мне и самому хотелось бы узнать, что получилось».
Он перешел дорогу, свернул за угол, прошел мимо газетного киоска. Кивнув знакомому продавцу, еще раз повернул и на противоположной стороне оживленной дороги увидел знакомую зеленую вывеску. Поглядывая по сторонам в ожидании зеленого сигнала светофора, Алан заметил, как по другой стороне улицы к кафе приближается человек в странной позе. Уже ступив на переход, Алан понял, что это была его вчерашняя знакомая, катившая свою инвалидную коляску к дверям кафе. «Как же сурово обошлась с ней жизнь», - мелькнула у него мысль, но он тут же отогнал ее, опасаясь оскорбить молодую женщину жалостью.
К дверям кафе они подошли одновременно.
- Здравствуйте, Натали, – при взгляде на молодую женщину, что-то теплое толкнулось в груди, и он мгновенно вспомнил, как вчера принес домой чудную подушечку, пахнувшую можжевельником.
- Добрый день, мистер Рикман, - Наташа осмелилась протянуть руку. – Я очень рада Вас видеть.
Осторожно сжав ее ладонь, Алан чуть наклонился к коляске.
- Натали, скажите, как Вы относитесь к феминисткам?
Наташа почувствовала, что глаза ее, и без того от природы большие, значительно увеличились.
- Вы знаете, я к ним вообще не отношусь, - с недоумением ответила она.
- Значит, Вас не оскорбит, если я открою перед Вами дверь? - Алан выпрямился, сдерживая смех.
Наташа, не сдержавшись, прыснула.
- Ни в коем случае! – все ее нервное напряжение разом исчезло. Неожиданно стало легко и свободно. Близость Алана по-прежнему волновала ее, но теперь уже как-то по-особому, так, как и словами-то не выразишь. Она вдруг с какой-то особенно остротой почувствовала себя женщиной. Наташа уже почти забыла, что это такое, а тут, еще не успев сказать с этим мужчиной и двух слов, безошибочным чутьем поняла, что нравится ему, что он рад ее видеть. «Господи, да как же это? Я же ничего не сделала еще» - лихорадочно думала она, проезжая в любезно открытую дверь.
Алан, держа дверь, увидел, как легкий порыв ветра слегка пошевелил волосы молодой женщины, и они тотчас вспыхнули золотыми искрами. Его ноздрей коснулся запах ее духов. «Миндаль, боже!» И Алан, еще не в силах понять, что же произошло с ним в этот момент, шагнул вслед за своей спутницей в
приятный полумрак зала.UPD:встреча в кафеОни расположились в углу, за перегородкой в половину человеческого роста. Сюда не долетал шум из общего зала. Судя по всему, Алана здесь знали. Едва Натка пристроила свою коляску, а Алан, скинув куртку, сел напротив, перед ними бесшумно возник официант с ламинированным листом меню.
- Добрый день, пожалуйста, выбирайте.
- Натали, что вы будете? - Алан взял в руки меню.
Он сидел так близко, что Наташа ощущала запах его парфюма. Она видела его лицо – все морщинки и неровности кожи. Крупный нос, довольно большие, сейчас казавшиеся зелеными глаза, он, по привычке, закусил уголок губы… Наташа заставила себя сосредоточится.
- Я бы с удовольствием выпила кофе. Если есть, то даже кофе-гляссе.
- Есть, - Алан широко улыбнулся, собрав возле глаз морщинки. Когда он улыбался или смеялся, глаза его сужались, превращаясь в два полумесяца, и начинали сиять с особой силой. – Вы любите мороженое?
- Обожаю, причем с детства, - Наташе было удивительно легко. Не было ни страха, ни какого-то особенного волнения. Откуда-то пришла уверенность, что все должно было быть именно так.
- Надо же, я тоже его очень люблю. В детстве его есть доводилось очень редко, поэтому у меня к нему особое отношение. Тогда я думаю, мы не будем долго выдумывать.
Тут же словно по волшебству рядом с ними снова возник официант.
- Два кофе-гляссе, пожалуйста, - и Алан вопросительно посмотрел на свою спутницу.
Наташа утвердительно кивнула головой.
Официант, коротко кивнув, исчез, а Алан, слегка подавшись вперед и сплетя пальцы рук в «замок» спросил:
- Итак, расскажите мне поподробнее, что Вы думаете о «Сыне Нобеля»?
Наташа, собрав в кучку все, что она вообще знала о кино, начала что-то говорить. Сейчас она даже радовалась тому, что, говоря по-английски, вынуждена делать паузы, подбирая слова и конструируя предложения. В Санкт-Петербурге у нее было мало разговорной практики, и сейчас она могла хотя бы успевать соображать, что нужно сказать. Нет, она не лукавила и не обманывала его. Просто впервые в жизни остро ощутила, что, в сущности, знает о профессии своего любимого очень мало. Она панически боялась, что Алан это поймет и разочаруется в ней, поэтому говорила все, что только могла. Наконец она остановилась, словно в спасательный круг, вцепившись в кружку с ароматным кофе.
- Я вижу, Вы очень хорошо представляете себе, что такое актерский труд, Натали... Мне это очень приятно... Знаете... очень многим кажется, что в этом ничего нет серьезного... просто придти и что-то изобразить - Алан, не удержавшись, начал показывать в лицах, - а потом можно давать автографы и купаться в славе. - Он устало улыбнулся и немного лукаво прищурился на Наташу.
- Очень хорошо понимаю, мистер Рикман... Человеку всегда хочется хлеба и зрелищ. А уж как и каким трудом всё это даётся тем, у кого он это требует, его не касается. К сожалению... Большинство людей мало интересуются чувствами ближних. – Наташа вновь успокоилась. Она старалась иногда отводить глаза от его лица, чтобы не выглядеть нахалкой, бесцеремонно пялящейся на него, как обычная фанатка. Но как только она отводила глаза, взгляд тут же упирался в его руки и пальцы, вертевшие ручку чашки и поглаживавшие ее края.
- Ну, люди, конечно, разные, - Алан улыбнулся, - хотя Вы правы, человеком в большинстве своем движет некоторый эгоизм... а актеры - самые эгоистичные люди...
- Никогда так не думала.
- О! Вы нас просто не знаете - он снова заулыбался и лукаво поглядел на Наташу.
А затем в мгновение ока, не двигаясь с места, начал проигрывать ей разные сценки из актерской жизни.
Наташа не выдержала и звонко и заливисто расхохоталась. Ее смех зазвучал россыпью серебра, и Алану снова стало удивительно тепло и свободно. Ему захотелось просидеть здесь весь остаток дня, но нельзя же было быть таким эгоистом. Наверняка, у Натали есть планы на сегодня, да и, если он правильно понял, она сегодня уезжает…
Отсмеявшись, Наташа попыталась вновь стать серьезной.
- Актёры - самые терпеливые люди на земле. На мой взгляд.
- И самые нетерпеливые... мы как маленькие дети: капризны, но радуемся шоколадке... – Алан сделал глоток кофе.
- А Вы не думаете, мистер Рикман, что при таком сумасшедшем темпе работы и жизни актёрам просто положено иметь какие-нибудь слабости?
- Слабости? - Алан посмотрел на нее немного удивленно.
- Ведь актёры тоже живые люди...
- Живые… - задумчиво протянул Алан, будто пробуя это слово на вкус. – Знаете, Натали… иногда мне кажется, что если я остановлюсь, то умру. - И вдруг, сам не понимая еще почему, но, уже доверяясь всецело этим сияющим мягким светом голубым глазам, начал рассказывать о том, что так мучило его. О боязни остановок, о мучительном ощущении собственной ненужности, о преследующем до сих пор страхе остаться вне профессии. Слишком памятны были ему годы многолетнего простоя. Он вывалил на Натку весь этот мучительный ком, одновременно и стыдясь своей, может быть, и ненужной это милой молодой женщине откровенности, и радуясь тому, что теперь все это больше не будет его мучить.
Наташа смотрела на него, на этот раз не отрываясь, безошибочным чутьем воспрявшей в ней женщины угадывая его терзания.
-Вы напрасно недооцениваете себя, мистер Рикман... Если бы Вы только знали, как Вы нужны - очень многим людям... Если бы только знали... Ваши фильмы, Ваше появление на экране и просто сознание того, что Вы где-то есть - всё это сильно помогает особенно в те минуты, когда, кажется, самое время лезть в петлю... Поверьте, я знаю, что говорю.
Алан посмотрел на нее. "Какие красивые глаза"
- Я никогда не думал о себе так... это было бы слишком самонадеянно. - Он осторожно коснулся ее руки. - Я вижу, что Вы загрустили... - неожиданно, он взял салфетку, вынул из кармана куртки карандаш и начал что-то быстро рисовать.
- Зря не думали. Вспоминайте мои слова, прошу, когда вдруг вновь почувствуете, что не нужны никому.
Алан снова взглянул на нее... От взгляда ставших в этот момент медовыми глаз Наташе почему-то захотелось плакать, но вместо этого она постаралась улыбнуться.
Рикман протянул ей салфетку, на которой нарисовал шарж на себя самого в роли Снейпа.
-Благодарю, мистер Рикман, для меня это самый бесценный подарок - Наташа бережно взяла протянутую салфетку. - Вы прекрасно рисуете.
Алан улыбнулся, было видно, что ему приятно.
В этот момент откуда-то донеслись мелодичные трели. Оба не сразу сообразили, что это за звук, но через несколько секунд Алан хлопнул себя по лбу и вытащил из кармана куртки мобильник.
- Да? Привет.… Да, конечно…
Наташа слегка отодвинулась, дабы не мешать разговору. Ей мучительно хотелось обнять Алана, закрыть собой ото всего мира, чтобы никто и ничто не могло потревожить его покой.
- Натали, мне… - Алан выглядел смущенным, - дело в том, что мне скоро пора уходить. Я обещал сегодня заехать к моей сестре, Шейле.
- Конечно, конечно, мистер Рикман. – Наташа закивала головой, хотя сейчас она бы с огромным удовольствием разбила этот чертов мобильник, зазвонивший так невовремя, о стену.
- Знаете, Натали... мне очень жаль, что Вы уезжаете... мне бы хотелось еще поговорить с Вами...
-Мне тоже, мистер Рикман... Эти дни и эти минуты я сохраню в памяти, как самые лучшие в жизни. Спасибо Вам ещё раз за всё. Пожалуйста, берегите себя, сэр.
Он взял еще одну салфетку, и Наташа поняла, что Алан волнуется, как мальчик. Не выдержав, молодая женщина легонько провела по его руке... и сама испугалась своего поступка. Ее пальцы ощутили его теплую кожу. На секунду ей показалось, что Алан был не против. Или просто сделал вид, что ничего не заметил.
- Натали... какой у вас адрес в России?
Теперь пришла очередь Натки брать из вазочки салфетку. Алан с готовностью протянул ей ручку. Она была еще теплой от его пальцев, и Натка, с нажимом, чтобы не дрожали руки, печатными буквами вывела свой полный адрес и имя.
- Можно я как-нибудь напишу Вам? - Алан снова широко улыбнулся, глядя на нее совершенно медовыми глазами.
- Буду только очень рада и благодарна Вам.
Алан поднялся.
- Натали, вы остаетесь?
- Да, мистер Рикман. Я обещала подруге дождаться ее здесь, - Натка чуть виновато развела руками. – Врать ей совершенно не хотелось.
- В таком случае я с сожалением вынужден проститься с Вами, Натали, – Алан протянул ей руку.
- Спасибо Вам, - Наташа подавила спазм, – за все. Вы сделали меня очень счастливой сегодня.
- Кажется, Вы меня тоже, - без тени иронии ответил Алан и мягко сжал ее руку. – Мне давно не было так хорошо. Видно, Вы и вправду волшебница. – Он повернулся к вновь выросшему как из-под земли официанту. – Пожалуйста, все на мой счет.
Наташа открыла было рот, чтобы возразить, но Рикман предостерегающе поднял руку.
- Пожалуйста, не спорьте. Должен же я хоть как-то отблагодарить Вас за то, что вы потратили на меня столько времени. Мне очень жаль, что наша встреча получилась такой короткой, и что Вы уже покидаете Лондон. Но мне было приятно испытать на себе Ваши чары. Вы - прекрасная колдунья!
И, махнув на прощание рукой, он стремительно вышел из кафе.UPD1после кафеСловно в полусне, не отрывая взгляда от входной двери, за которой только что скрылся Алан, Наташа вытащила мобильник и ткнула на кнопку вызова. По-прежнему находясь в некотором ступоре, она подробно объяснила Саше, где ее искать, и лишь положив мобильник рядом с недопитой чашкой на стол, увидела, что руки дрожат мелкой неостановимой дрожью. Ее ладони еще хранили тепло прикосновений его руки, а в ушах звучал глубокий, бархатный, обволакивающий голос – самый любимый и самый прекрасный голос в мире. Наташа поднесла ладони к лицу, как Гренуй в «Парфюмере», ловя запах оставшийся от человека. Сейчас, в эту самую минуту, сидя в кафе в центре Лондона, Наташа была совершенно уверена, что никогда больше не будет так полно и абсолютно счастлива и так мучительно и больно несчастлива одновременно. Через несколько часов самолет поднимется в небо, и навсегда превратит этот теплый весенний день в прекрасную сказку, в сон, вернуться в который невозможно.
Минут через двадцать Саша Турнамаева нашла свою подругу там, где и договаривались – за угловым столиком в кафе. Секундного взгляда было достаточно, чтобы понять, что все расспросы и разговоры сейчас будут бессмысленны. По Наташиному лицу блуждала совершенно счастливая улыбка, глаза были устремлены куда-то вперед, и она слегка покачивала головой, невероятно похожая на китайских «болванчиков», одно время в изобилии украшавших все знакомые Саше квартиры. Помахав перед носом подруги руками для привлечения внимания, Саша со вздохом убедилась, что это так же бесполезно, и со вздохом взялась за ручки коляски, ворча себе под нос что-то нелестное про волшебников и умении актеров пускать пыль в глаза.
Наташа очнулась только в отеле. Коляска была пристроена у окна, а по номеру носилась Саша, деловито складывая в сумки вещи.
- Саша, ааа… мы уже вернулись, да? – Натка понимала, что более идиотского вопроса задать было нельзя, но ей нужно было хотя бы несколько минут для того, чтобы сориентироваться.
- Не-а, мы с тобой вышли в астрал и теперь можем повелевать вселенной. И нам ни на какой самолет не нужно, - хихикнула Саша, наблюдая, как подруга постепенно превращается из статуи в нормального человека.
Наташа посмотрела на часы.
– Нам осталось четыре часа до рейса, - задумчиво произнесла она, - надо же собраться.
Саша фыркнула громче:
- Надо же! Ты считать умеешь и говорить. А то я, пока тебя везла, думала все: на комод дома поставлю, как по фэншую положено.
- Давай я помогу, - Наташа решительно тряхнула головой и сделала движение вперед. В этот момент в дверь громко постучали.
- Ну, все, подруга, - Саша кивнула на дверь, - готовь ручку. Теперь к тебе за автографами пришли.
Турнамаева подошла к двери и рывком распахнула ее. На пороге, как и следовало ожидать, стояли Печальный Ангел и Белая Роза. Не нужно было быть волшебницей, чтобы понять, зачем подруги-соперницы пришли к ним в номер, да еще и за несколько часов до отлета.
- Наташенька! – Аня решила не скрывать цели своего прихода. – Ну, что? Как у вас все прошло?
- Что именно? – Наташа поправила упавшую на лоб прядь волос и как могла растеряннее посмотрела на Аню.
- Ой, ну не надо, – хихикнула та, доверительно пристраиваясь на подоконнике, рядом с Наташиной коляской, - вообще-то я прекрасно представляю твое состояние, я бы тоже, наверняка, после двух часов с Аланом была бы невменяемая.
«Два часа, - молнией пронеслось в голове Натки, - неужели мы просидели там два часа?»
- Так что я все понимаю, - продолжала меж тем Белая Роза, - но, кто же, как не ты может теперь рассказать нам самый-самый эксклюзив! Вы говорили о работе?
Наташа знала способность главной «рикмановедки» вцепляться в источник информации клещами, поэтому решила во избежание дальнейшего выматывания нервов, отделаться малой кровью. Едва заметно вздохнув, она начала, вспоминая чисто технические подробности, пересказывать их с Аланом разговор о съемках и фильмах. Эта часть разговора была наиболее официальной и Наташа надеялась, что этого будет достаточно.
-А ты не напишешь отчет на моем сайте? – жадно слушавшая ее Аня ухватила Натку за локоть.
- Напишу, - покорно кивнула головой молодая женщина, и продолжила рассказ.
- Слушай, ну, он, наверное, с тобой общался не так официально как с нами, - подала голос Таня. – Расскажи, какой он?
- Он, - тут Наташа запнулась и, не сдержавшись, позволила губам расплыться в мечтательную улыбку, - он – самый лучший, он… единственный.
- А что? Он тебе что-то рассказывал? Не про кино? Может быть, что-то о себе, - мгновенно почувствовавшая слабину Аня, вцепилась в Натку намертво.
Натка немного помолчала. Сомнений в ответе у нее не было, и молодая женщина медленно произнесла:
- Нет, Ань, мы говорили только о кино и вообще о работе.
- Ну ладно, врать-то, - Аня приятельски толкнула Натку локтем, - наверняка что-нибудь было. Да ты не переживай, я тебе на сайте прямой эфир дам, возьму интервью через видео-чат. Запишем тебя нашим собственным корреспондентом.
- Спасибо большое, - Наташа окончательно пришла в себя, - но этого не нужно. Мы действительно разговаривали о работе. А если и было что-то личное, то, девочки, при всем уважении – я никогда и никому этого передавать не буду.
Повисла напряженная пауза.
- Так, девушки, - в разговор неожиданно встряла Александра, - быстро решаем: либо мы пьем остатки виски за конкурс, либо мы сейчас дособираемся и будем способны разговаривать нормально.
- Ладно-ладно, мы уже уходим, - Аня поднялась с подоконника, - Наташ, я же не лезу в личное, и не спрашиваю никаких подробностей. Просто мы в одной лодке и странно что нельзя говорить о чем-то, что не так уж интимное. Мы и так про Алана крохи информации собираем.
Девушки, не прощаясь, вышли из номера.
- В одной лодке мы, - недобро прошептала Наташа, как только дверь за конкурентками закрылась. – Подумаешь, сайт сделала, так теперь что, все можно что ли?
- Десять баллов Слизерину! – Александра одобрительно подняла большой палец. – Отлично поставила на место, я ждала, когда тебя спасать надо будет, а ты и без меня справилась.
- Да ну их, - Натка досадливо махнула рукой. - Не буду я с ними Алана обсуждать. Это мое… - ее губы вновь расплылись в мечтательной улыбке.
- Отставить превращаться в болванчика! - Саша кинула в Наташу свитером, – давай помогай, а то нам выдвигаться скоро.
Оставшиеся часы до отлета пролетели в суете и множестве неизбежных мелких забот. Снова откуда-то возник Павел из FDC, с обаятельной улыбкой настоявший на том, чтобы все три финалистки оставили свои отзывы о своем пребывании в Лондоне для его фирмы. За Наташу в большом красивом альбоме что-то быстро и уверенно написала Саша, Наташа даже не стала переспрашивать, что именно. Единственной радостью оказалось еще одно появление Мелли. Едва отбившись от Ани и Тани, мисс Паркер успела обнять на прощание Натку и пообещать ей, что обо всем, о чем они не договорили в Лондоне, она обязательно напишет в письме. Наташа, закусив губы до боли, кивала головой, впиваясь взглядом в лицо Мелли, в шумный, многолюдный зал аэропорта Хитроу, запоминая, запоминая, запоминая… В голове вновь зазвучал безжалостный метроном «навсегда-навсегда», чугунным звоном отдавалось в ушах. Если бы это было в ее власти, Наташа сползла бы с коляски и легла прямо на сверкающие плитки пола зала вылета, распласталась бы на них, вросла бы, чтобы никакая сила не разлучила ее с этим городом и с тем единственным человеком, ради которого вообще стоило жить.
На обратном пути, Наташа снова оказалась возле иллюминатора и бездумно глядела на кипень белых облаков внизу. Сквозь прорывы виднелись темные квадраты земли, соединенные затейливым геометрическим узором. Наташа старалась ни о чем не думать, не вспоминать те два часа, проведенные в лондонском кафе. Но перед глазами против воли вставало живое лицо, с сияющими глазами, с морщинками возле глаз, носа и губ, каждую из которых Натке мучительно хотелось коснуться губами. Но как только она позволяла воспоминаниям овладеть ею, как в висках снова начинал бить чугунный набат, напоминавший, что чудеса, отпущенные ей свыше, закончились и больше уже никогда не повторятся. Саша, понимавшая состояние подруги, не докучала расспросами, углубившись в изучение толстого журнала мод. В Пулково их ждал на машине Вадим с детьми, и Наташа на час выпала из своего расстроенного состояния, попав под водопад детской радости и всеобщей возни.
Вадим подвез ее до дому и даже помог втащить сумку. Закрыв за друзьями дверь, Наташа остановилась посреди коридора. До возвращения Михаила оставалось еще несколько дней, и в квартире было тихо и гулко. Сбросив куртку, Наташа проехала в свою комнату, где ее взгляд сразу же упал на стену, всю увешанную фотографиями Алана. Ей показалось, что она вновь слышит бархатный, обнимающий голос: «Натали, так вы колдунья…»
«Если бы я ею была, разве бы не осталась с тобой…», - Наташа горько усмехнулась. Только сейчас она поняла, как устала за эти дни. Нервное напряжение дало о себе знать, очень сильно заболела голова, по всему телу волной прокатилась противная слабость. Наташа махнула рукой на нераспакованную сумку и медленно, прямо в чем была, перебралась на кровать. Сейчас она была готова поверить в астральные путешествия во сне, лишь бы это могло вернуть ее обратно. «Спасибо тебе, мой любый…» всплыла в сознании строчка из любимого стихотворения. Наташа закрыла глаза и мгновенно провалилась в сон.UPD2:скандал с Белой РозойПроснувшись на следующее утро, молодая женщина долго лежала, глядя в потолок, привыкая к мысли, что она дома. Особой радости от возвращения Наташа не испытывала, но пыталась смириться с неизбежным. Отныне вся ее жизнь будет поделена на две неравные части – то, что было в Лондоне, и все оставшиеся годы. И теперь нужно было как-то привыкать к тому, что в этой, большей части, уже не будет никаких чудес. Тяжело вздохнув, Наташа перебралась с кровати в коляску и обнаружила, что спала не раздеваясь, а посреди комнаты так и стоит неразобранная сумка. Отругав себя за небрежность, Наташа двинулась в ванную комнату, решив, что как ни крути, но нужно взять себя в руки. Она смыла косметику, переоделась в свои привычные потертые джинсы и рубашку, в которых обычно ходила дома, а наряд, купленный специально для поездки, тщательно сложила и убрала на самую дальнюю полку в шкафу.
Прошло несколько дней. В Петербург пришла настоящая весна, и в окна нагло било жаркое солнце, лед на Фонтанке и Неве стал буро-серым и с треском ломался, вздыбливаясь острыми гранями. Звонко и громко распевались и расчирикивались после долгой зимы птицы, а ветки тяжело прикладывались к Наташиному окну, словно им было уже невмоготу держать набухшие почки. Кое-где робко, словно пробуя на вкус изменчивую северную весну, проклюнулись первые листочки. Каждое утро Наташа распахивало окно в своей комнате и, закрыв глаза, полной грудью вдыхала влажный весенний воздух. И каждый раз ей чудилось любимое лицо, прищуренные глаза и мягкая, чуть дразнящая и теплая улыбка. Натка решительно запретила себе вспоминать их разговор в кафе. Конечно, все, что происходило тогда, память сохранила с фотографической точностью. Но Наташа убрала эти воспоминания в самый дальний угол сердца, запретив себе думать и чувствовать что-либо. Впрочем, одну вещь Наташа так и не смогла убрать с глаз долой. Достав большой, тяжелый с золотым тиснением семейный фотоальбом, молодая женщина аккуратно вложила туда салфетку с шаржами Алана. Аккуратно между страницами, где были фотографии родителей и ее самой – маленькой. Перед тем как закрыть альбом, Наташа, не удержавшись, вновь взяла салфетку. Несколько минут подержала ее в ладонях. Ей казалось, что через руки по всему ее телу идут волны тепла, будто кожи касается бархат. И тут же спохватившись, вернула ее на место и решительно захлопнула альбом.
В конце недели вернулся Михаил. В прекрасном расположении духа и даже привез жене подарок – очаровательного лесовика, сделанного из цельной коряги, украшенного мхом и соломой. Лесовичок был маленьким, хитрым и очень смешным. От неожиданности Наташа даже поцеловала мужа в щеку. За ужином, движимая чувством благодарности, Наташа почти подробно рассказала Мише о своей поездке, опустив только встречу в кафе. Она сама не знала, почему вдруг решила не рассказывать об этом. Странное чувство шевельнулось в ней, где-то там, в том углу сердца, где Натка похоронила свои воспоминания, кольнуло и заставило обойти молчанием те два часа на углу Кавендиш-сквера.
- Поздравляю, - поглощая макароны, прочавкал Михаил. – Теперь ты наконец уймешься и отстанешь от мужика. Станешь похожа на нормальную.
Наташа проигнорировала эту реплику мужи и завершив рассказ бодрым: «А потом пора было улетать», поставила перед ним миску с салатом.
- Отлично! – резюмировал муж. Как и следовало ожидать, о своем времяпрепровождении он ни словом не обмолвился. Впрочем, Наташе это было и так совершенно не интересно. Несмотря на то что подарок, привезенный из пансионата, Наташа оценила как жест дружелюбия и была всецело «за» нормальные отношения, найти в своем сердце хоть искру прежних чувств к мужу она так и не смогла. Мишки там больше не было. Отныне в ее душе был только Алан. И неважно, что он снова стал для нее недосягаем. Любовь не спрашивает ни места жительства, ни возможностей встречи. Она просто приходит и побеждает, не оставляя ни малейшего шанса на отступление. Вот и Наташа, спокойно и ясно сдалась на ее милость, решив, что вся ее жизнь теперь должна быть посвящена только ее Ангелу.
В первый понедельник после отпуска, когда муж отправился на работу, Наташа наконец нормально добралась до Сети. Она выходила в Интернет и раньше, но все как-то урывками, преимущественно, просматривала почту и вскользь читала новости. Вся рикманьяческая сетевая тусовка пестрила обсуждениями поездки. Наташа, пытаясь бороться с охватившей ее тоской, игнорировала эти разговоры, но на этот раз решила, что пора уже заняться своими прямыми обязанностями архивариуса и «второго» специалиста по Рикману. К тому же, и Наташа нисколько не скрывала своего жгучего любопытства, ей очень хотелось узнать, сказал ли что-нибудь сам Рикман по поводу их встречи. Не личной, конечно, тут Наташа была совершенно уверена в том, что Алан как истинный джентльмен даже не упомянет публично о ней. Но вдруг он говорил что-нибудь об общей?
Наташа включила комп и ринулась в сетевые дебри. Практически сразу она обнаружила в почтовом ящике пространное письмо от Белой Розы. Продравшись сквозь многословный текст, Наташа, безо всякого удивления, обнаружила в конце письма все ту же просьбу рассказать о встрече с Аланом. «Вот ведь неймется как!» - с некоторой досадой подумала Наташа, но честно написала ответ, еще раз вежливо объяснив Анне, что ей совершенно нечего рассказать. «Конечно, если хочешь, - приписала Наташа в конце, - я могу попытаться вспомнить и пересказать тебе то, что Алан говорил о кино и, в частности, про «Сына Нобеля», но не думаю, что в его речах для тебя будет что-то новое. Ты и так лучше меня его знаешь». Хмыкнув и показав монитору язык, Натка нажала кнопку «отправить». Сеть пестрела обсуждениями итогов конкурса. Белая Роза и Печальный Ангел раздавали интервью налево и направо, не скупясь на описание собственных чувств и мыслей. Натка удивилась, обнаружив, что ее имя почти нигде не фигурировало, разве что Печальный Ангел упомянула ее пару раз. А между тем и в аське, и на почте у Натки уже скопилось приличное количество писем и сообщений от ее виртуальных друзей с нетерпеливыми просьбами рассказать, как все прошло. Кое-кому Наташа уже написала длинные письма, с подробнейшим отчетом о поездке. Но каждый раз, уже отправив письмо, Наташа спохватывалась, что даже самым близким друзьям она так ни слова не сказала о разговоре в кафе. «Профессор Снейп, - думала Натка, в очередной раз обходя эту тему молчанием, - вы, случайно, не наложили на меня заклинание Обливиэйт, или, может быть, какое-нибудь Силенцио?» Это и в самом деле походило на колдовство, но Натка никак не могла решиться на рассказ. Молодой женщине очень хотелось оставить эту тайну при себе. К тому же она хорошо знала, что может за этим последовать. Стоило ей расслабиться и отдаться на волю воспоминаний, тоска, чутко стоявшая на страже, немедленно завладеет ею, терзая бесплодными сожалениями и разъедающими душу метаниями. Поэтому она продолжала читать посты с кучей фотографий («И когда только успели?») и бесконечно варьирующимися рассказами об одном и том же (Господи, и ведь не надоест каждый раз одно и то же повторять!») Через пару дней в асе появился Печальный Ангел:
- привет
- привет – быстро набрала в ответ Наташа, по негласной традиции он-лайн общения игнорируя заглавные буквы
- как ты там?
- да ничего вроде, акклиматизировалась уже
- здорово! слушай, тут есть одна идея, связана с Аланом. не хочешь поучаствовать?
- а что такое? – Наташа встрепенулась.
- да вот Аня же договаривалась с ним об интервью. Сделаем через видео-чат.
- а я вам там зачем? – энтузиазм Натки угас также быстро, как и возник. Работать на сайт Белой Розы она не хотела принципиально, да и к тому же возникло какое-то нехорошее предчувствие.
- а ты бы нам помогла вопросы перевести – Печальный Ангел, в отличие от Анны, не была искушена в тонкостях дипломатии, поэтому и не почувствовала подвоха в порученном ей разговоре.
- да и потом, алан тебя уже лучше знает – вывалила она главную причину неожиданно срочного дела. – раз вы с ним о кино разговаривали, ему и легче будет отвечать на вопросы. Если захочешь, можешь даже сама их задать.
- ого! – не удержалась Наташа, - а с чего это такая щедрость? или Аня после встречи с Аланом весь английский забыла? до сих пор она его лучше меня знала.
- она как лучше хочет, - кажется, Таня обиделась за подругу.
- нет, Танюш, - со вздохом напечатала Наташа. – точнее, она для себя лучше хочет. ей-богу, будто медом ей это кафе намазано. передай Ане, пожалуйста, что я ни в чем участвовать не буду.
- зря ты так, - в окошке аськи появился печальный смайлик. – она старается, как можно интереснее все сделать и чтобы ты не думала, что тебя игнорируют.
- спасибо большое, - Наташа, забыв, что ее собеседница никак не может ее видеть, дернула плечом и резко мотнула головой. – но мне такой заботы не нужно. так что вы там уж сами как-нибудь, ладно?
- ну как знаешь, - появился еще один печальный смайлик, а сразу за ним еще один, изображающий прощание, – аня ссориться не хотела.
- я и не собиралась с ней ссориться, - написала в ответ Наташа, которую этот разговор уже начал раздражать. – просто то, что она делает сейчас – вообще-то не очень порядочно. я уже писала ей, и еще в Лондоне говорила, что ничего рассказывать не буду. В конце концов, я имею на это полное право, это мое личное дело! – Наташа почувствовала, как раздражение стало сильнее.
- ну как знаешь, - повторила ее собеседница и отключилась.
- Ну дает девушка! – воскликнула Наташа вслух. - Это ж надо таким упрямством обладать! Делать ей что ли там, в Москве, нечего?
Наташа раздраженно выключила аську и пошла бродить по англоязычным сайтам, посвященным Рикману.
На следующий день, зайдя в одно из весьма влиятельных сообществ посвященных Алану, Наташа с изумлением обнаружила бурную дискуссию, главной темой которой была… она сама. Со все возрастающим удивлением Натка читала про себя страшные факты: оказывается она, нагло пользуясь своим положением инвалида, заставила Алана Рикмана общаться только с ней. Из всего времени отведенного на встречу со всеми финалистками – это подчеркивалось особо – Наталья Свиридова, проигнорировав все правила вежливости, активно мешала другим общаться с Аланом, все время пытаясь переключить его внимание на себя, не гнушаясь при этом использовать влияние его пресс-агента Мелани. Когда же после встречи Белая Роза попыталась урезонить Наташу, та устроила форменную истерику, и чуть ли не взашей выгнала Розу из номера отеля. Наташа ощущала, что по мере чтения глаза ее все больше и больше вылезают из орбит, а челюсть с каждым новым комментарием стукается о клавиатуру.
«Да что же это такое?» - растерянно подумала молодая женщина, читая живописные рассказы своей заклятой конкурентки. Раскрыв комментарии, Наташа почувствовала, как спазм сжал ей горло. Большая половина ников была ей очень хорошо знакома. Это были ее друзья по рикманьячеству, ее корреспонденты – те, кто до сих пор ее всячески поддерживал и терпеливо выслушивал ее многочасовые монологи о Рикмане. Часть этого народа Наташу горячо защищали и высказывали серьезные сомнения в истинности рассказов Белой Розы, а вот другая охотно присоединилась к линчеванию. Неожиданно для себя Наташа узнала, что, оказывается, смертельно надоела многим своим Аланом, что невозможно в ее возрасте так влюбляться в актеров. Что на самом деле уже давно пора было бы уделить внимание семье и самой себе. Со стоическим спокойствием Наташа дочитала дискуссию до конца. Медленно отъехала от компа. У нее было такое чувство, что ее сильно ударили в солнечное сплетение. Дышать стало нечем, она согнулась, хватая ртом воздух. В глазах потемнело. Наташа судорожно схватилась за подлокотники коляски. Показалось даже, что ноги свело судорогой, хотя разумом она понимала, что это невозможно. Через несколько секунд стало легче. Натка осторожно вдохнула, и распрямилась. «Спасибо милые друзья, за доброту и доверие мое безграничное вам большое спасибо» Наташу охватили острая досада и неожиданно сильная едкая злость. «Друзья близкие, как же разбежалась! Поверила в дружбу, получай по полной!» Наташа со всей силы стукнула кулаками по клавиатуре. Компьютер обиженно запищал. Натка резко откатила коляску от стола. «Что получила по морде? – продолжала она разговор сама с собой, – выпендрилась перед всеми своими знаниями и любовью к сама-знаешь-кому? Куда ты лезла со своей любовью, зачем тебе это было надо?» Наташа продолжала с садистским удовольствием припоминать сама себе все мелочи предыдущих лет общения с этими людьми. Она всеми силами гнала от себя чувство абсолютной беспомощности, комом тошноты подкатившее к горлу. Ей по-прежнему не хватало воздуха, и она дышала тяжело, со всхлипами. К такой подлости она оказалась совершенно не готова.
Молодая женщина не помнила, как провела остаток дня. К компьютеру она больше не подходила, объезжая стол едва ли не по периметру комнаты, только чтобы даже случайно к нему не прикоснуться. К ужину она не притронулась, а на вскользь проявленное Михаилом участие отговорилась женским недомоганием. Ночью Натка не сомкнула глаз. Словно загипнотизированная, она смотрела на фотографию Алана на прикроватной тумбочке, потом, не выдержав, переместилась к столу и включила комп. Снова влезла в сообщество и снова начала перечитывать невероятные, невозможные слова. Окончив чтение, Наташа долго сидела в неподвижности, устремив взгляд в густую темень в углу комнаты. Затем снова пощелкала клавишами и вошла на почтовый сервер. Введя знакомый адрес. Наташа начала медленно пощелкивать клавишами, сочиняя самое трудное в ее жизни письмо.
«Аня, моя дорогая Белая Роза!
Мы достаточно давно знакомы с тобой в Сети, ты видела меня в жизни. Скажи, чем я могла тебя так обидеть, что ты устроила такой ужасный, грязный и, самое главное, подлый скандал в сообществе? Неужели тебя так обидело то, что произошло в Лондоне? Анечка, я никогда не думала, что тебе, взрослой и умной женщине надо объяснять элементарные правила вежливости и мое личное право иметь свою собственную позицию и желания. Неужели это было так трудно понять и принять? Ты сама могла бы оказаться ровно в такой же ситуации, и тебе выпало бы счастье подольше пообщаться с Аланом. Скажи мне, честно, как бы ты себя вела после этого? Ты же не хуже меня знаешь, что все люди разные, и каждый имеет право на свои тайны.
Ты подослала ко мне Печального Ангела, даже не потрудившись прикрыть свои желания хоть каким-то, более продуманным, мотивом. А теперь ты устраиваешь вот такое… только, пожалуйста, не лги мне и не говори, что это не твоих рук дело. Да, ты прекрасно знаешь, что мне нечем ответить тебе, и что я в заведомо проигрышном положении. Наверное, я сейчас страшно тебя обрадую, признавшись, что мне очень больно и обидно – потому что я не понимаю, в чем же я так провинилась, и почему люди, которых я считала если не друзьями, то, по крайней мере, единомышленниками, вдруг отвернулись от меня, предварительно облив помоями. Я не люблю и не умею устраивать скандалы и ввязываться в разборки, поэтому, видимо, к твоему большому огорчению, не буду там ничего ни писать, ни говорить. Но, знаешь, бить человека, который слабее тебя – не великая доблесть, а уж если смотреть на это глазами Алана – совершеннейшая мерзость.»
Наташа перечитала письмо, подумала, что получилось все-таки чересчур резко, но потом махнула рукой и отправила как есть. В конце концов там была написана чистая правда. Выговорившись таким образом и немного успокоившись, Натка переползла обратно на кровать и минут через десять беспрестанных ворочаний все-таки задремала.
На следующий день Наташа нарочито долго оттягивала момент выхода в Сеть. Она помыла оставшуюся как всегда от Мишки посуду, подмела полы, и даже постирала кое-какие мелкие вещи. Выполняя несложную работу по дому, Наташа всегда радовалась и искренне благодарила Бога за то, что позвоночник и руки сохранили частичную подвижность. Больше всего на свете Наташа Свиридова боялась стать совсем неподвижной и превратиться в окончательную обузу. Она была почти уверена, что тогда муж отправит ее в дом инвалидов. Поэтому каждое утро Наташа начинала со специальной гимнастики для рук, плеч и верхней части корпуса. Пожалуй, это был ее единственный, но постоянный вклад в заботу о себе самой. Наведя порядок, Наташа некоторое время провела в ванной, намазалась кремом, еще раз как смогла причесалась. Ей было страшно. Страх сжимал холодными липкими объятиями сердце, и молодая женщина лишь усилием воли подавляла бесформенные, но оттого не менее противные мысли, лезущие в голову. Самое смешное, Натка не могла внятно объяснить, чего же она боится. В Сети часто разражались скандалы и кого-нибудь регулярно поливали грязью. Но для Натки Интернет был домом – любимым, родным. Она искренне любила всех этих людей, знакомых ей лично, и тех, кого она никогда не видела, и уход каждого был равноценен отрыванию куска от себя самой. Наконец оттягивать дальше стало уже невозможным, и Наташа, глубоко вздохнув, подъехала к компьютеру, включила его и, стараясь дышать медленно и равномерно, дождалась, когда машина загрузиться, и резко, словно ныряя в ледяную воду, нажала кнопку выхода в Сеть. Наташа открыла избранное и легонько кликнула мышкой на знакомом окошечке. С легким клацаньем на экране возникла надпись «в доступе отказано». Наташа слегка удивилась. Попробовала снова. Результат был тот же. Натка быстро пробежалась по двум англоязычным сайтам. На них она вошла без проблем. Она вернулась в русский сегмент и, зайдя на один из открытых форумов, кинула вопрос: «Что с сообществами?» Ответ пришел довольно быстро: «Все в порядке. Оба работают». Недоумевая все больше и больше, Наташа вышла в сообщество он-лайн дневников. Быстро просмотрела ленту новостей. У одного своего виртуального коллеги нашла сообщение со ссылкой на неожиданно закрывшиеся сообщества. Нажала. В открывшемся окне потребовали регистрацию. Наташа быстро ввела свои данные и нажала вожделенную кнопочку «войти». Снова клацнул сигнал ошибки, и вспыхнула треклятая надпись «в доступе отказано».
- Да что за… – в сердцах Натка выругалась любимой затейливой фразочкой. И тут у нее возникло нехорошее подозрение. Наташа перезагрузила комп, вышла в сеть по новой и, едва включив аську, обнаружила сообщение от одной из знакомых, ник которой видела вчера в сетевой разборке.
В рамке висело следующее: «Наташенька, мне очень жаль, но Белая Роза как модератор двух сообществ, забанила тебя в них и запретила вход к себе на форум и сайт.»
- Твою ж мать! – в сердцах Наташа задела кружку с чаем, и та грохнулась на пол, разлетевшись крупными осколками и оставив на полу темно-коричневую горячую лужу.
@музыка:
Anna German - The Man I Love
@настроение:
хорошее
@темы:
Друзья,
Творчество,
Алан Рикман,
Я
-
-
17.06.2009 в 16:01Последнее ругательство напомнило мне Южный парк
Больше ничего писать не буду, потому что сразу куча вариантов - как ей поступить, но это тогда получится, что собью авторов, вот.
-
-
17.06.2009 в 16:11Спасибо за отзыв, дорогая.
Напомни в личке мне твоё мыло - пришлю всё целиком, что пока написано.
-
-
17.06.2009 в 16:13Большое спасибо за замечание АПшиПки. Букашка убита.
-
-
17.06.2009 в 16:20-
-
17.06.2009 в 16:45Отправила.
-
-
17.06.2009 в 18:23-
-
17.06.2009 в 21:20Спасибо от нас с Юлей, дорогая!
-
-
18.06.2009 в 00:23ОЧЕНЬ ПОНРАВИЛОСЬ ПРО ВЕСНУ , "МЕХАНИЗМ РАЗДАЧИ АВТОГРАФА" И ...МУЖЧИНУ, РАЗМЕНЯВШЕГО ШЕСТОЙ ДЕСЯТОК...МНОГО ХОРОШИХ, КАК ГОВОРЯТ, "ТОНКИХ" НАБЛЮДЕНИЙ. СПАСИБО ЗА ПОЛУЧЕННОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ!
-
-
19.06.2009 в 15:36но близко). Белая РозасЦукастерва ещё таАх да, Михаил приятно удивил своим подарком
а с чего это такая щедрость? или Аня после встречи с
Аланом весь английский забыла?
за эту фразу отдельное спасибо!!!
Как обычно, жду проды
-
-
19.06.2009 в 18:11Благодарим за добрый отзыв. Мы стараемся писать правдоподобно. Кажется, получается, раз такие отзывы идут.
Спасибо!
-
-
19.06.2009 в 18:31От тебя очень интересные и подробные камменты приходят, очень приятно их читать. Спасибо большое!
Оказывается, подобные "сетевые" скандалы - не редкость. Увы! Вот честно, не понимаю, почему люди не могут ладить между собой и жить спокойно? Но это вопрос риторический.
А в Мишке всё же оставалось пока капля доброты и совести. Пока...
-
-
19.06.2009 в 19:42ну стараемся в меру сил
Оказывается, подобные "сетевые" скандалы - не редкость. Увы! Вот честно, не понимаю, почему люди не могут ладить между собой и жить спокойно?
ммм...? московский синдром?
А в Мишке всё же оставалось пока капля доброты и совести. Пока...
это пока он Алана на пороге собственной квартиры не увидел?
ой, угадала, дыа?-
-
19.06.2009 в 20:18московский синдром?
Нет... Я бы сказала, "бытово-сетевой". Как-то так...
это пока он Алана на пороге собственной квартиры не увидел?
Во-первых, по праву квартира принадлежит Натке. А во-вторых... Нет, не угадала.